Рецензия на повесть Эргали Гера "Кома"
Со всей очевидностью для меня талант современного русского писателя Эргали Гера раскрылся в романе «Дар слова» - о людях, вышедших из одинокой стылой немоты в значимый, невероятно образный диалог двух слившихся воедино существ. И это куда более ценно, чем выведенный здесь же – скорее, полагаю, на потребу времени – детективный сюжет из жизни скоробогачей с элементами эротики.
«Верхние десять тысяч» с их парафиновыми слезами вообще жутко поднадоели, да и отнюдь не из нуворишей состоит страна Россия. Потому, думаю, много сильнее цепляет повесть Эргали Гера «Кома» в сентябрьской книжке журнала «Знамя» (http://magazines.russ.ru/znamia/2009/9/ger2.html).
Название, конечно, символичное, хоть и образовано от имени главной героини – Комэра; расшифровывается как Коммунистическая Эра. Детство ветеранки полиграфкомбината «Правда» пришлось на войну. Уроженка заштатного Рыбинска – как сказать? – и проста, и не очень. Этим продиктован и стиль повествования: многокрасочная, бурная, часто дикая жизнь постперестроечной столицы - глазами старой начитанной провинциалки. Отсюда инверсии в синтаксисе, певучий словесный поток сродни сказанию либо «житию».
Казалось бы, Кома – тертый калач, сама признается, что читает по людским лицам, как в открытой книге, но вместе с сыном Алексеем постоянно взыскует правды, а это, известно, самое гиблое дело. Хромоногий инвалид, по профессии историк, Лешка вообще пишет, как он говорит, безразмерную Книгу Правды Про Все.
Оба незаурядны, трудолюбивы и оба же никаким образом не задерживаются подле начальства. Алексей – даже ценой вынужденного предательства, когда подписывает бумагу о сотрудничестве со спецслужбами, чтобы иметь возможность копаться в тайных архивах. Кома этому не противится, понимает, говоря: так даже честнее, все равно всегда под ними ходили.
Мать с сыном в середине девяностых пребывают на обочине жизни – отверженными и беспросветно нищими. «Верх взяли внуки большевиков — чистенькие детишки, твердившие, что нельзя на крови ребенка построить счастье; взяли власть, отпустили цены, заморозили вклады, отрезали стариков от жизни». Остается одно – мечтать о Царстве Правды. Мечта вековечная, абсолютно обреченная, но по-прежнему востребованная, и особенно в нынешние неправедные времена.
Утопии непреодолимо утопичны, и потому новая повесть Эргали Гера – очередная антиутопия. Близ Поклонной горы Кома встречается с сообществом волонтеров, убирающих мусор, слышит воззвание, от которого загорается ее измученное сердце: «Мы не секта, не раскольники, не отступники, мы — православный орден воителей и воительниц Святого Духа. Мы выходим за рамки церкви, но остаемся в рамках православия. Мы — религиозный орден мирян. Православие для нас не догма, а руководство к действию; не конечная истина, а бесконечная; не мумия в саркофаге, а надежда на спасение души и жизнь вечную. Мы сообщаем православию дыхание и движение, мы возвышаем свой голос — окрепший голос мирян — и говорим грозно и неколебимо: глас народа — глас Божий…».
Разумеется, Кома тут же сотворяет себе кумиров из лидеров движения – Учителя и отца Александра, отпавшего от традиционного православия. Учитель Николай – сын академика, сам бывший ученый из Дубны, ныне – довольно крупный воротила строительного бизнеса. Учитель получает от московских властей участок под жилищное строительство. Мыслятся три 17-этажных здания с общим цоколем, гигантский жилой трезубец «Белый голубь» преподносится как «невидимый храм, монастырь братства, замаскированный под экологичный жилой комплекс».
И вот триста восемьдесят семей продают московские квартиры, деньги отдают на стройку, двести двадцать братьев и сестер перемещаются в убитую общагу, где Кому назначают комендантом и она расцветает еще лучше, чем в пору профсоюзной молодости.
Но вот случается приснопамятный дефолт 1998-го, ноль на банковских счетах строительной компании, миллионные долги подрядчикам. Компания Учителя Николая, пошатнувшись, все же выплывает, но, увы, благодаря тому, что часть квартир продается дважды. Братство распадается на счастливчиков с ключами от новых квартир и «лишенцев» без оных (перекличка с жизненной драмой так называемых «обманутых дольщиков»).
Сокрушительная истина о «Белом голубе» всплывает на приватном заседании двенадцати «апостолов» Совета братства; внезапное прозрение обрушивается на Кому как кара небесная. «Просто что-то сдвинулось в голове еще во время Совета, когда Кома, мысленно отслеживая оглашаемый список лишенцев, увидела волчью выбраковку слабейших. Она словно оказалась под куполом черепной коробки Учителя, нечаянно для себя вникла в ход его рассуждений и, похоже, нечаянно встала с ним вровень. Она вычислила в нем главное — целеполагание. Почувствовала его цепкую, безжалостную сосредоточенность на власти. И не то чтобы отступилась, но — впервые разорвала дистанцию. Отлепилась.
А он, с его невероятным чутьем, в тот же вечер почувствовал отчуждение. И — ударил первым. Отсек сразу и навсегда».
Вот она, клиническая картина всякой власти – хоть светской, хоть религиозной. Начальство приемлет только личную преданность себе, но никак не преданность делу, людям, идее, тем паче – идее добра. Причем отступник часто наказывает себя сам - неосторожным словом (как в случае Комы), либо простейшим прозеванным «лицепреступлением».
Трагический конец бедной Комы и ее сына предрешен.
Писательский же анамнез порока властолюбия длится далее. Синдром «разделяй и властвуй»: по заверению Учителя, орден вытащит из общаги только тех «лишенцев», которые докажут свою неоспоримую верность; если же кто-то из отверженных обратится в прокуратуру, жилья не получит вообще ни один человек. Само собой, славные братья из кожи вон лезут доказывать свою верность ордену и лично Учителю, а жалобщиков рвут в клочья…
Впрочем, иные из описанных Гером синдромов предстоит разгадать разве что общему читательскому консилиуму. К примеру, кто такой вообще Учитель – в миру Николай Лобков? Действительно увлекшийся идеей религиозно-гуманистической утопии либо просто циничный делец, спекулирующий этой идеей в целях наживы и подчинения своей власти околпаченных даровых работников? Кто этот отец Александр, в коем прочитывается некая аналогия с о.Менем (в том числе внешняя – бородка Че Гевары); меневский экуменизм, правда, непоследовательный, поскольку в конце повести батюшка благополучно возвращается в свой домик в Долгопрудном и в лоно ортодоксальной церкви.
А главбух компании улыбчивый Пал Палыч? У него вдруг оказывается четыре сотни накаченных бойцов для защиты осажденной общаги; уж не авторитет ли он, как говорится, «в определенных кругах»? Если так, то совсем иначе выглядит вся конструкция этой московской Утопии… К тому же зачем-то Учителю с отцом Александром нужен сын Комы Лешка – будто бы как идеолог «Братства Святого Духа». Не потому ли, что в статьях историка, насыщенных эксклюзивной информацией, прослеживается Лешкина связь со спецслужбами, а подобные связи ныне очень даже дорогого стоят?
Наконец - кто сама Кома? Прораб и романтик революции (кому никогда не удается вкусить от ее плодов) или тоже властолюбка, только навыворот, популистски, а потому властолюбка неочевидная? Вдобавок лгунья, поскольку оказалась некрещеной, и это в православном-то ордене мирян! А может, запутавшаяся двурушница, образованный член племени маргиналов, этой самой надежной опоры разного рода политиканов?
Эх…а кто из нас без греха? Ведь как бы там ни было, жаль, до слез жаль обезумевшую от горя старуху. И еще скажу: несмотря ни на что настоящая литература продолжает быть и властителем дум, и учителем жизни. Не счесть, сколько уроков можно почерпнуть для себя из скромной повести Эргали Гера «Кома», чтобы не впасть в кому безоглядной политической ангажированности или напротив – в кому тотальной аполитичности, то и дело поминая грибоедовский оберег насчет барского гнева и барской любви…
